При построении такой типологии в первую очередь возникает вопрос о связи современных воспитательных типов с сегодняшней социально-культурной ситуацией. Мы сочли нужным привести некоторые соображения о связи выделяемых нами "типов родительства" с различными социальными изменениями и культурными аспектами нашей жизни. Однако, указывая на такую связь, психолог, как правило, задается вопросом следующего порядка: что именно делает ту или иную воспитательную тенденцию, пусть трижды обусловленную одной их актуальных социальных тенденций, реализуемой именно в этой семье? Почему именно к ней семья оказывается наиболее восприимчива, как бы становясь ее проводником и часто закладывая тем самым почву для проблем?

Профессиональный взгляд психолога позволяет видеть здесь не столько результат сознательного выбора (как бы он не рационализировался и идейно не обосновывался родителями), сколько результат скрытой компенсации других проблемных аспектов жизни семьи, автоматически реализующихся способов совладания с различными трудностями, характерных для создавшейся системы семейного взаимодействия, действия определенным образом трансформированных образцов поведения собственных родительских семей нынешних родителей. Именно эту "психологическую подоплеку" существующих воспитательных стратегий мы считали нужным показать.

Стратегия 1-я: "Отдадим его профессионалам"

Как это выглядит. Практическим психологам все чаще приходится иметь дело с родителями, исповедующими идею перепоручения всей многосторонней заботы и ухода за ребенком профессионалам. Наиболее распространенный вариант - это, конечно, молодые яппи, "планомерно и разумно" решающие вопрос с родительством, так же как и все остальные вопросы, требующие "грамотного менеджмента". Другой вариант — это материально обеспеченная семья, для которой следование этой стратегии родительства — способ подтверждения ее материального и социального статуса.

По сути, все содержание жизни такого ребенка готово быть оплачено как услуга, которую родители надеются получить "извне". Психолог, к которому обращаются такие родители, выступает для них человеком, который мыслится как еще одна профессиональная единица этого ряда — он должен дополнить со своей стороны этот ряд услуг или подправить некоторые "шероховатости" работы других профессионалов.

Жизнь такой семьи зависит от множества специалистов, обеспечивающих поддержку, а часто — подмену родительству. Понятно, что эти родители — счастливая добыча для всех коммерческих и еще более коммерционализированных некоммерческих институтов нашей социальной системы. Любой сообразительный специалист, в особенности тот, который готов ответить на запрос, главное в котором часто "вы тут как-нибудь без нас, а мы за все заплатим", может получить в свое распоряжение длительный источник дохода.

Рационализируется эта позиция через вполне внятные и разумные аргументы о цивилизованном распределении труда: почему, собственно, не поручить воспитание, выхаживание, нахождение общего языка с ним, мало пока нам понятным, не говоря уже о каком-нибудь лечении и спорте и т.д., специалистам, а не нам, дилетантам-родителям.

На прием к психотерапевту такие семьи часто приходят в сопровождении нянь, "которые лучше все знают", а в школьном возрасте об особенностях своих детей такие родители могут попросить поинтересоваться у психолога их частной школы.

Чем она обусловлена. Есть большой соблазн связать такую стратегию родительства именно с "новыми веяниями". Количество возможностей "опосредовать" контакт и взаимодействие с ребенком неимоверно выросло и разрастается с закреплением новых условий жизни, в особенности в крупных городах. Очевидно, что во многом речь идет о возможностях, отсутствовавших, когда нынешнее поколение родителей было детьми. С другой стороны, именно новыми рыночными условиями жизни может быть объяснена необходимость такого распределения труда между собственно профессиональными обязанностями родителей и родительством. Уровень временных и энергетических затрат любого успешно выживающего в новых "рыночных" условиях профессионала действительно очень высок и, если оба родителя оказались в подобной профессиональной ситуации, такой подход к родительству оказывается как бы единственно возможным. Можно говорить здесь и о возрастающей универсализации ролей мужчины и женщины.

Однако при более широком взгляде видно, что исторически это достаточно устойчивая стратегия как низших слоев (вынужденных прибегать к социальной поддержке в выращивании детей), так и наиболее благополучных слоев на протяжении длительного времени, хотя очевидно, что характер этого опосредования сильно разнится. Нельзя не заметить также, что такая стратегия в известном смысле продолжает и логику советского воспитания, приниципиально антисемейного и стремящегося к максимальному социальному опосредованию детско-родительских отношений.

Чем она может быть опасна. В очень многих случаях стремление получить профессиональную педагогическую, психологическую и просто бытовую поддержку на фоне все еще распространенного у нас враждебного отношения к любой профессиональной помощи семье должно только приветствоваться. Нельзя не заметить, однако, что при тотальном преобладании этого способа решения воспитательных задач проблемой становится именно их очевидная особенность — опосредованность. Отсюда понятно, что основной вопрос здесь — это вопрос непосредственности детско-родительских отношений, личностного контакта, эмоциональной связи.

Причем, как и со всякой другой проблемой, о чем хорошо знают психологи, совладание с возникающими трудностями носит часто как бы аддиктивный характер. Речь о том, что недостаток этой непосредственности родители часто стремятся покрыть… возрастанием опосредующих факторов. Ребенок тоскует, скучает - видимо, не слишком душевная няня должна быть дополнена хорошей; ребенок какой-то подавленный — отправим его в детский клуб; играть что-то не играет, а все больше сидит в углу, поэтому купим ему больше игрушек.

Последствия же очевидны — не просто потеря нормальной родительской осведомленности о бытовых подробностях жизни ребенка, не говоря уже о жизни внутренней, а в целом — эмоционального контакта, который, как понятно, есть основа нормального взаимопонимания и управления ребенком и в раннем детском, и уж тем более в подростковом возрасте.

Отдельная тема такого опосредования детско-родительского взаимодействия — деньги. Часто именно деньги являются осознанным или неосознанным заменителем и компенсатором отсутствующих эмоциональных отношений. Известно, что у много работающих родителей, а в нашей культуре - в особенности матерей, развивается чувство вины за недостаточное или недостаточно ответственное, "душевное" выполнение своих обязанностей. Одно из средств совладания с ним — стратегия оплачивания "недоработанного", также реализующая порочный круг "все большего опосредования".

Любопытно, что часто возникающие как следствие нарушения нормального эмоционального контакта детско-родительские проблемы проявляют себя именно на языке денег. Например, детское воровство часто является неосознанным ответом на такой способ регуляции семейных отношений.

Как справляться с проблемами. Важна конструктивная установка в получении "внешней помощи" — как со стороны родителей, так и со стороны предлагающих подобного рода услуги на рынке. Любой посредник, включающийся в жизнь семьи, должен находится на позиции сотрудничества с родителями, исходя из необходимости детско-родительской связи как базовой, а не вольно или невольно использовать существующие проблемы, получая материальную или психологическую выгоду. Для этого необходимо создание ясных формализованных условий всякого сотрудничества с четкими границами взаимодействия.

Профессиональная работа семейного психолога, например, предполагает, что семья получит в результате такой помощи прежде всего налаженные детско-родительские отношения, хороший уровень эмоционального контакта и способности родителей эффективно управлять ребенком, а не еще одного "хорошего родителя".

Сложность, однако, в том, что трудности, к которым приводит такая стратегия, являются в большинстве случаев не столько результатом ошибочной ориентации родителей, разумность которой можно было бы обсуждать на уровне передачи "экспертных знаний" от психолога к родителю, сколько рационализацией более глубокой психологической проблемы. Речь идет о затрудненности или даже невозможности нормального эмоционального контакта родителей с детьми, страхе такого контакта, отсутствии прочувствованного понимания того, "как это делается", и как следствие - в избегании его. "Большая загруженность" родителей часто — результат эмоциональных проблем, "накопленных", когда нынешние родители сами были детьми, и за нею стоит психологический страх родительства, лежащий тяжелым грузом на ищущих рациональные способы совладания с ним.

Именно поэтому собственно психотерапевтическая (а не консультационная) поддержка семьи предполагает выход на другой уровень работы, главной задачей которой становится создание условий самой возможности эмоционального контакта родителей с детьми и снятие преград, этому препятствующих.

Стратегия 2-я: "Он должен, просто обязан"

Как это выглядит. Чтение в 2 года, обучение английскому языку в 4, мамы, плачущие от того, что сын отстает по скорости чтения в подготовительном классе и что дочь не может назвать все планеты Солнечной системы. Бесконечная гонка по секциям, клубам, репетиторам, курсам. Уже взмахнули финишным флажком, кто не успел, тот опоздал. Жизнь такой семьи, чаще, конечно, матери, подчинена строгому ежедневному распорядку и громадью планов всей выстроенной — иногда на несколько лет вперед — программы достижений. Любая заминка на этом пути может восприниматься как проблема, вызывать тревогу и растерянность родителя.

Психолог здесь обычно нужен для того, чтобы помочь натренировать ребенка получше, убрать "ненужные капризы" и другие препятствия на пути к новой престижной школе, теннисной секции и т.п. Как правило, такая семья жестко ориентирована на социальное одобрение. Детско-родительские взаимоотношения выступают здесь как напряженная система взаимоотношений, в которой одобрение, похвала, радость родителя в существенной степени зависят от того, что сделал и что не сделал ребенок. Здесь, как правило, отсутствуют нормальное для детского времяпровождения бесполезное дуракаваляние, игра с "простыми" соседскими мальчиками, "пустая мечтательность", поскольку здесь они вызывают тревогу. При этом связь родителей с ребенком или по крайней мере с одним из родителей часто интенсивнее, чем обычно, что, случается, ведет к обеднению, а то и к исключению его нормальной связи с ровесниками.

Чем это обусловлено. Этот тип детско-родительских отношений во многом сформирован и усилен временем перестроечных изменений. Очевидно, что ситуация вхождения "в большой мир", от которого были изолированы тогдашние родители в детстве, провоцировала эту волну тревожной родительской активности — он представал как мир не столько новых возможностей, сколько новых пугающих требований. Способ совладания с этим очень напоминал способ совладания с трудностями времен дефицита, когда с невероятными усилиями надо было обеспечить то, чего нет нигде, но "есть у каждого приличного человека". Так возникала соответствующая мифология: "нельзя не рожать в воду", нельзя не обучать танцам и фехтованию в частной школе, нельзя не начать учить языку, а лучше двум, в раннем детстве. Собственная тревога родителей перешла в повышенную активность по поводу собственных детей.

Представляется, что с некоторой стабилизацией социальных условий жизни эта активность стала несколько спадать и перестала носить такой стихийный характер. Однако конкурентные условия существования остаются, и это в существенной степени определяет детско-родительские отношения сегодня.

С другой стороны, родители такого, "стимулирующего", типа были всегда, правда, в советской системе, внушавшей убежденность в "самом счастливом в мире детстве" обеспеченном самим фактом жизни "в советской стране", они были скорее скрытыми оппозиционерами, противостоящими официальной усредненной воспитательной и образовательной системам. Однако и в том, и в другом случае довольно трудно развести эти усилия, направленные на ребенка с… неосознанным стремлением самореализации их родителей.

Чем это может быть опасно. Психологи часто говорят о различии условной и безусловной родительской любви. Очевидно, что родительская роль как минимум двояка по своим функциям. Одна из базовых родительских задач — это безусловное принятие ребенка, способность любить его за простой факт его существования, "за то, что он есть", вторая задача — выступить посредником между ребенком и большим миром, подготовить его к требованиям, с которыми ему предстоит столкнуться в жизни среди людей. Очевидно, что преобладание второй функции (несомненно, важной и полезной самой по себе) над первой проявляется в этой стратегии детско-родительского взаимодействия. Это часто приводит к парадоксальному результату: наращиваемые многолетними усилиями успехи разрушаются при первом личностном кризисе в жизни ребенка, если они не нанизаны на основу этой базовой любви и принятия, если не сформирована самоценность и самопринятие ребенка, способность реалистично воспринимать себя и окружающих, которые как раз существенно страдают в такой системе взаимоотношений.

Родителям же чрезвычайно трудно бывает смириться с крахом надежд, возложенных на детей, поскольку в силу принципиального неосознания границы между собственной личностью и личностью ребенка крах воспринимается ими как их личное поражение.

С психологической точки зрения за укоренением такой стратегии в семье, помимо реального или мнимого "социального давления", стоит проблема психологически переживаемой родителями собственной недо- или нереализованности, компенсатором которой в такой семье назначается ребенок. Иногда за такими стратегиями могут стоять различные "структурные" семейные дисфункции, например — нарушение нормальных супружеских отношений, когда сконцентрированность на успехах ребенка становится средством компенсации этого нарушения, поскольку, например, делает возможным привлечение в иных случаях недоступного для жены мужа к обсуждению, совместному переживанию этой "достойной цели".